мы отчитали перед комом толпы всякое про лес, воду и белое. так хорошо было, что я прям - ах! превратился в облако мела. так сладко. как будто в сахаре увалялся. и лизал его. и вдыхал. и внюхивал.
сначала плакался, было, что всё позади. что всё отгремело, двери закрыты, люди - по сундукам. что я снова один, воняет плесенью и дешевыми узорами с обоев. а потом оглянулся - а, нет, живой, собака. потратили с Николаем день на нелепые попытки увидеть мамонтов, тонули в снежных растопах, плакали руками во все стороны, гоготали, как чайки, гладили глазами фары проезжающих мимо. и хавали бананы и вино, что больше - как цветы сливы.
а внутри меня расцветают, разрастаются семена слов, забытые Мишей и Родионом. и флейта Машеньки, и клавиши Ладо мурашками от правого уха к левому. и то, как Март смотрит - я вот рассмеюсь! как будто я как-то некрепко держал все это, оно и вывалилось, и, вываленное, тотчас разбежалось по воздуху, так и не дотронув земли.
я сложил себя листом бумаги. посмотрел на руки. на линии над глазами. сделал сгиб локтя. колена. еще всякого. положил на полку, чтоб засушить. а оно убежало с ручьями. пока, милые. пока.