I scream at ice cream.
сегодня я плакал, спрятавшись под одеялко, и меня никто оттуда не выцепел, и я свернулся калачиком, у губы у меня были как подкова, тяжелые, железные, изогнутые вниз.
а плакал я, знаете, почему? ПАТАМУШТА ПАПА СЪЕЛ МОЙ ГРЕЙПФРУТ, а ведь я самолично его дотащила до дома, а ведь мой рюкзак весит 9 кг, а это весьма прилично для такого вот чудища, как я.
а потом пришёл Коля-монстр, мы с ним выпили стакан молока с батоном, точнее, пил я, а он мне ругался на каких-то тётичек, и я понял, что всё хорошо, и всё решаемо, и что это был не последний грейпфрут в мире, честное слово, не последний.
а еще мы с Колей болтали о всяком, о том, какие все вокруг тупые, например, и что все всё не так делают, не то, что мы. и о смешном говорили тоже. мы как пенсионеры, болтаем себе всякое, ругаем одних, комментируем других, а до наших с ним мнений и дела нет никому: мы одни вдвоем посреди семи миллиардов человеческих головастиков.
порезали и пограбили кусты, потеребили старую свою жизнь и отправились отдыхать.
вот так и живём. вроде, я молодой, а, вроде, и не очень.
кстати. запомнился недавно один старик в автобусе. часто встречаю калек в автобусах, ну, у них лица дергаются или конечности, они говорят что-то никому и в прочем духе всё. так вот дернуло меня сказать ему какую-то фразу. а он как начал, как завёлся, как принялся мои мысли вслух высказывать, безаппиляционно, безжалостно, напалмом, не особо-то и связывая их в единый текст. ругал городские службы за уродливые, обстриженные чуть не до спичек деревья, говорил, что хочется красоты, а всё вокруг развалено, собрано кое-как без особого участия, что столько людей, а правила закладывают те, кого среди нас нет даже.
в общем, я вышел кое-как по-тихому. никто меня про него не спрашивал, и я никому не говорил.
думаю о шелли третий день и надеюсь, что у него всё ок.
не понимаю откровенно, в какую дыру меня несёт уже года 4, и что это за херня-то такая, и когда же она закончится, тошто ведь не должно так жить в состоянии постоянного ожидания, когда можно будет перестать терпеть.
а плакал я, знаете, почему? ПАТАМУШТА ПАПА СЪЕЛ МОЙ ГРЕЙПФРУТ, а ведь я самолично его дотащила до дома, а ведь мой рюкзак весит 9 кг, а это весьма прилично для такого вот чудища, как я.
а потом пришёл Коля-монстр, мы с ним выпили стакан молока с батоном, точнее, пил я, а он мне ругался на каких-то тётичек, и я понял, что всё хорошо, и всё решаемо, и что это был не последний грейпфрут в мире, честное слово, не последний.
а еще мы с Колей болтали о всяком, о том, какие все вокруг тупые, например, и что все всё не так делают, не то, что мы. и о смешном говорили тоже. мы как пенсионеры, болтаем себе всякое, ругаем одних, комментируем других, а до наших с ним мнений и дела нет никому: мы одни вдвоем посреди семи миллиардов человеческих головастиков.
порезали и пограбили кусты, потеребили старую свою жизнь и отправились отдыхать.
вот так и живём. вроде, я молодой, а, вроде, и не очень.
кстати. запомнился недавно один старик в автобусе. часто встречаю калек в автобусах, ну, у них лица дергаются или конечности, они говорят что-то никому и в прочем духе всё. так вот дернуло меня сказать ему какую-то фразу. а он как начал, как завёлся, как принялся мои мысли вслух высказывать, безаппиляционно, безжалостно, напалмом, не особо-то и связывая их в единый текст. ругал городские службы за уродливые, обстриженные чуть не до спичек деревья, говорил, что хочется красоты, а всё вокруг развалено, собрано кое-как без особого участия, что столько людей, а правила закладывают те, кого среди нас нет даже.
в общем, я вышел кое-как по-тихому. никто меня про него не спрашивал, и я никому не говорил.
думаю о шелли третий день и надеюсь, что у него всё ок.
не понимаю откровенно, в какую дыру меня несёт уже года 4, и что это за херня-то такая, и когда же она закончится, тошто ведь не должно так жить в состоянии постоянного ожидания, когда можно будет перестать терпеть.